"...Самокритика в партийной организации зажималась, зато пышно расцветала парадность, шумиха. Такие примеры парадности и шумихи, самовосхвалений и телячьих восторгов, как многочисленные приветствия, бурные овации и все стоя встречают руководителя обкома,— все это очень широко практиковалось в Киевской организации. Секретари Житомирской организации Детюк, а за ним Тильман ничего страшного не видели в том, что их большие и малые портреты развешивались по городу (в Умани целые страницы районной газеты посвящались встречам и беседам секретаря райкома с пионерами, письмам и отзвукам на письма секретаря райкома). Возьмем, к примеру, дело заботы о детях. Эти подхалимы представляли т. Постышева в виде доброго богатого дяди, который из рога изобилия осыпает детей подарунками: постышевскими елками, постышевскими комнатами, постышевскими игрушками, дворцами пионеров, детскими площадками и парками и т. д. Обстановка шумихи вокруг т. Постышева зашла так далеко, что кое-где уже громким голосом говорили о соратниках Постышева, ближайших, вернейших, лучших, преданнейших, а те, кто не дорос до соратников, именовали себя постышевцами".
Чуев "Сто сорок бесед с Молотовым":
"Рудзутак до определённого времени был неплохой товарищ… Неплохо вёл себя на каторге и этим, так сказать, поддерживал свой авторитет. Но к концу жизни — у меня такое впечатление сложилось, когда он был у меня уже замом, он немного уже занимался самоублаготворением. Настоящей борьбы, как революционер, уже не вёл. А в этот период это имело большое значение. Склонен был к отдыху. Особой такой активностью и углублением в работе не отличался… Он так в сторонке был, в сторонке. Со своими людьми, которые тоже любят отдыхать. И ничего не давал такого нового, что могло помогать партии. Понимали, был на каторге, хочет отдохнуть, не придирались к нему, ну, отдыхай, пожалуйста. Обывательщиной такой увлекался — посидеть, закусить с приятелями, побыть в компании — неплохой компаньон. Но всё это можно до поры до времени…"
Диалог на объединённом заседании Политбюро и Президиума ЦКК 27 ноября 1932 г.
"Сталин. Товарищ Смирнов, у нас такое отношение к делу наметилось. Есть одна группа товарищей: берут отпуск на 1,5 месяца и рвутся из отпуска, не могут досидеть до конца. Есть другая группа товарищей, которые едут в отпуск на 8 месяцев, на год, и если не напомнишь несколько раз, они так и не вернутся из отпуска. Первые кряхтят, выбиваются из сил, а вторые гуляют…
Смирнов. Я в их числе?
Сталин. Да, к сожалению.
Смирнов. 36 лет я работал, не уходил ни на один момент…
Сталин. Мы тут кряхтим, тянем тележку, как звери, а другие 3–4 месяца, а то и целый год в отпусках проводят.
Смирнов. Все годы на самых тяжёлых постах был, нёс по 5–6 должностей.
Сталин. Я не говорю о тех годах, я говорю о последних".