4 октября. После танкового обстрела парламента основная часть его защитников сдается, председателя Верховного Совета Хасбулатова и вице-президента Руцкого арестовывают и увозят, парламентариев выводят на улицу:
"Теплый, солнечный октябрьский день все заметнее клонится к вечеру. Вот уже несколько часов мы стоим на лестнице Дома Советов, ждем обещанных автобусов. Вокруг - на крышах домов, на балконах, в окнах - многочисленные зрители бесплатного спектакля. Нас продержали на лестнице до темноты. А затем предложили пройти до ближайшей станции метро пешком. Цепочка людей потянулась к комплексу жилых зданий на Краснопресненской набережной. В одном из них есть ателье. Через него нам предстояло пройти, предъявив вещи для досмотра - на предмет отсутствия оружия.
Вот тут то и выяснилось, что просто так уйти нам не дадут. На Бабурина, как только он закончил интервью телевидению, набросилось несколько омоновцев. Меня - вытолкали в коридор, а затем - во двор. Окрики, мат: "Бежать, сука!" Подбежал Алексей, помощник Бабурина: "Владимир Борисович, они его расстреляют!" Пытаемся вместе с ним прорваться обратно в ателье. Куда там! Удары, брань. Дюжий омоновец хватает меня за плечо и с криком: "Держи депутата!" - вталкивает в какой-то подъезд.
И сразу - удар по голове. Инстинктивно хватаю слетевшие очки. Кровь заливает лицо. Удары сыплются справа, слева. Мат. Крики: "Приватизировал квартиру, получай!" Бьют кучей, толкаясь и мешая друг другу. Омерзительно разит перегаром. Наконец, один догадался - "А ну, отойди!" - отодвинув остальных, размахивается автоматом и пытается ударить в пах - уворачиваюсь - рассаживает прикладом ногу до колена. Срывают депутатский значок, пытаются укрепить его мне на лоб, на свежий кровоподтек. Кто-то ударяет по сумке так, что она лопается: по полу веером летят бумаги - документы Съезда. Секундное замешательство - они этого не ожидали. Пытаюсь усовестить: "Что же вы делаете... Я же таких как вы в университете законам учил..." Броском выталкивают наверх, на лестничную клетку.
С лестничной клетки такая же лестница ведет вниз, ко второму выходу из подъезда. На ней тоже бьют. Вижу рядом массивную фигуру Ивана Шашвиашвили - его "обрабатывают" сразу несколько омоновцев. Бьют женщин - Светлану Горячеву, Ирину Виноградову. Слышу пронзительный крик Сажи Умалатовой: "Прекратите! Прекратите!" Из гущи людей омоновцы вылавливают и куда-то уводят парня в форменных военных брюках. По многим свидетельствам, таких - расстреливали.
Наконец, натешившись, нас (группу в шесть человек) выталкивают из подъезда. Улица ярко освещена - понимаем, что по ней не пройти. Проскочив вдоль стены, ныряем в спасительную темноту арки, в глубь квартала. Но и там приготовлены "сюрпризы". За кустами засели омоновцы, которые очередями гоняют из угла в угол пытающихся скрыться людей. В подъездах - ждут группы "на добивание". Оттуда доносятся душераздирающие крики - ОМОН "развлекается"...
Улучив момент, проскакиваю освещенное место и залегаю в темноте под деревом. Но ненадолго: заметили. Двое омоновцев идут меня искать и, конечно, находят. Удары, мат: "Застрелю, сука!" Один из омоновцев требует документы. Протягиваю ему депутатское удостоверение. Удивленно хмыкает, приказывает следовать за ним. Поднимаемся к проходной "Трехгорки". Здесь уже заканчивается избиение: людей разложили на асфальте и бьют прикладами, коваными ботинками. Омоновец докладывает обо мне офицеру, называет фамилию. Глянув мельком в удостоверение, офицер кивает: "В общем порядке" - и меня уже безо всяких церемоний волокут в автобус.
Автобус забит под завязку, на заднем сидении - навалом - куча тел, которым не хватило места. Милиционеры замахиваются, орут, но не бьют. Это уже не ОМОН - московская милиция. Видя творящееся у них на глазах беззаконие, сами смущены, растеряны, побаиваются ответственности. Звучит что-то вроде оправдания: "Зачем вы там сидели. Вышли бы добровольно - все было бы нормально". Отвечаю: "Я - защищал Конституцию. А вот что защищал ты, еще надо разобраться". Молчит, отводит глаза. Нечего возразить.
Автобус идет зигзагами, петляет. В городе - баррикады, стрельба. Милиционеры боятся нарваться на засаду. Прибываем в штаб, на Петровку, 38. Оттуда нас направляют в 22-е отделение милиции на проспекте Мира.
Прибываем туда уже глубокой ночью. Задержанных распихивают по камерам и в коридор за решетку. На наших глазах готовят к приему резервное помещение - выносят из него ящики с ликером, водкой. Милиция ведет себя прилично, за исключением "бешеного омоновца" - дебильного вида парня в камуфляже, который без видимой причины бросается на людей и бьет - кулаками, локтем, коленом - практикуется.
Мне относительно повезло: я попал не в камеру, а в коридор за решетку, но - стоя. Напротив, на скамейке - восемь человек, все избиты. Вакиф Фахрутдинов едва сидит - все лицо в кровоподтеках, из уголков глаз сочится кровь. У незнакомого парня - каждые пять минут позывы к рвоте, видимо, сотрясение мозга. У Ермака Тимофеевича Филатова, сотрудника аппарата Верховного Совета, пальто набухло от крови - ударом приклада ободрали спину. На полу перед камерой еще один - без сознания, бредит...
...Бесконечно длинная ночь. Стонут, мечутся в камерах избитые люди. Где-то вдалеке ухают орудия, слышны автоматные и пулеметные очереди. (Милиционеры пару раз выбегали с оружием, занимали оборону). Я лежу на полу в комнате для допросов и на оборотной стороне протоколов пишу эти заметки. Знать бы, что будет завтра...
Одна из записок "сработала" - в больнице при осмотре вещей ее обнаружили и позвонили. Около 8 утра меня разыскала жена Галина. Увидела, ужаснулась, собрала записки с телефонами и адресами и через два часа вернулась - с двумя громадными пакетами бутербродов, термосами с кофе и чаем. По ее звонкам начали подъезжать родственники других задержанных. Избитые, голодные люди, измотанные бессонной ночью, пожалуй, впервые с облегчением вздохнули...
Уступая нашему давлению - "На каком основании задержаны? Есть ли санкция прокурора?" - милицейское начальство начало звонить по телефонам. И через три часа получило ответ: "Депутатов - отпустить!" Не желая испытывать судьбу и пока не поступило другой команды, мы немедленно покинули отделение милиции".