Замулин "Засекреченная Курская битва"
"Авторы исследований и мемуаров о Прохоровском сражении редко удерживаются, чтобы не описать кульминационный момент этой атаки — выход бригад двух корпусов к свх. «Октябрьский» [331] и высоте 252.2. Читая строки о начале боя, создается впечатление, будто от ст. Прохоровка на противника двинулась стальная лавина из нескольких сотен советских боевых машин. В то же время им навстречу враг двинул столь же значительное число своих танков. В результате уже после нескольких минут бой превратился в некий ревущий гигантский клубок из стальных машин, огня и человеческих тел. Свою лепту и новые краски в эту эпическую картину внесли воспоминания уцелевших после войны участников сражения, отредактированные в «нужном направлении» людьми, как правило, далекими от армии. Бесспорно, на обычного человека подобное описание производит впечатление, и все, что запоминается, — это огромное поле, более тысячи танков, тонны искореженного металла и море огня. Профессионалы подобные рассказы воспринимают скептически. В лучшем случае как исторический анекдот, а большинство расценивают как ловкий прием, чтобы отвлечь внимание читателя от ошибок и просчетов советского командования, решившегося на эту необдуманную и толком не подготовленную кавалерийскую атаку столь значительными силами. В действительности все было значительно прозаичнее и страшнее.
Вот как описывал начало атаки П.А. Ротмистров:
«Смотрю в бинокль и вижу, как справа и слева выходят из укрытий и, набирая скорость, устремляются вперед наши славные «тридцатьчетверки». И тут же обнаруживаю массу танков противника. Оказалось, что немцы и мы одновременно перешли в наступление. Я удивился, насколько близко друг от друга скапливались наши и вражеские танки. Навстречу двигались две громадные танковые лавины. Через несколько минут танки первого эшелона наших 29-го и 18-го корпусов, стреляя на ходу, лобовым ударом врезались в боевые порядки немецко-фашистских войск, стремительной сквозной атакой буквально пронзив боевой порядок противника. Гитлеровцы, очевидно, не ожидали встретить такую большую массу наших боевых машин и такую решительную их атаку»{360}.
Оставим на совести автора эту красивую, но далекую от реальности зарисовку. Теперь уже нет сомнения в том, что легенда о грандиозном встречном танковом побоище с участием сотен боевых машин была придумана и тиражировалась на протяжении десятков лет с одной лишь целью — спрятать лобовую по форме, бездумную и самоубийственную по сути атаку, предпринятую без должной разведки и подавления огневых средств артиллерией и авиацией на подготовленный противотанковый район противника. Первые 2–2,5 часа контрудара 5-й гв. ТА никаких сквозных атак не было и быть не могло. Противник встретил наших танкистов массированным огнем с места, с оборудованных и пристрелянных огневых позиций, чем в значительной степени и переломил ситуацию в свою пользу.
...Таким образом, соединения корпусов шли не сплошным широким потоком, а волнами, бригада за бригадой, а интервал между ними для динамичного танкового боя был значительный, от 30–40 минут до 1–1,2 часа. Это дало возможность противнику уничтожать их по очереди.
В связи с этим по двум направлениям вдоль железной дороги и из района Петровки вдоль реки двумя группами, не связанными между собой, к совхозу и высоте эшелонированно в боевом порядке двигались только две танковые бригады и три батареи САУ, общей численностью не более 115 танков и САУ. То есть в начале контрудара главных сил организовать лавину танков было просто невозможно.
Помимо неудачного выбора местности для ввода крупных танковых сил, командование неверно оценило и мощь противотанковой обороны противника на этом участке. Оно не рассчитывало, что неприятель сможет создать за короткую летнюю ночь устойчивую оборону, способную остановить несколько сотен наших боевых машин.
Как только наши танкисты подошли на расстояние прямого выстрела к позициям противника, сразу же вспыхнули факелами и задымились около двух десятков машин первой линии. Было ощущение, что броневой клин бригад резко остановился перед большим, но невидимым препятствием.
Боевое построение нарушилось, экипажи начали маневрировать на поле боя, расползаться, стремясь использовать складки местности, чтобы выйти из-под губительного огня. Значительная часть первой линии сгорела за считанные минуты. Сразу стало ясно, что ударный клин обоих корпусов встретил хорошо организованную противотанковую оборону.
Таким образом, первого решительного удара двух танковых корпусов не получилось.
Противник не позволил первой линии танков подойти на дистанцию, с которой Т-34, уже не говоря о Т-70, могли бы вести эффективный огонь. Враг просто расстрелял первую линию, а остальные танки остановились и начинали вести огневой бой с места.
...Горели танки. От взрывов срывались и отлетали в сторону на 15–20 м пятитонные башни. Иногда срывались верхние броневые листы башни, высоко взмывая ввысь. Хлопая люками, они кувыркались в воздухе и падали, наводя страх и ужас на уцелевших танкистов. Нередко от сильных взрывов разваливался весь танк, в момент превращаясь в груду металла. Большинство танков стояли неподвижно, скорбно опустив пушки, или горели. Жадные языки пламени лизали раскаленную броню, поднимая вверх клубы черного дыма. Вместе с ними горели танкисты, не сумевшие выбраться из танка. Их нечеловеческие вопли и мольбы о помощи потрясали и мутили разум. Счастливчики, выбравшиеся из горящих танков, катались по земле, пытаясь сбить пламя с комбинезонов. Многих из них настигала вражеская пуля или осколок снаряда, отнимая их надежду на жизнь.
...Тут я позволю себе обратить внимание читателей вот на такой штрих боевой жизни танкистов, — писал уже после войны ветеран 10-го танкового корпуса В.Т. Федин. — Техническое обслуживание танка проводит сам боевой экипаж (в отличие, например, от авиации, где самолет к вылету готовят наземный экипаж и наземные службы технического обслуживания). Экипаж заливает горючее и масло в баки, производит смазку многочисленных точек ходовой части, снимает смазку ствола пушки перед боем, смазывает ствол после стрельбы и т. д. Поэтому одежда танкистов часто бывала пропитана горючим, моторным маслом. Основным горючим для дизельных двигателей наших танков той войны был газойль. Он значительно менее летуч, чем бензин, и на одежде держится долго. Когда на одежду попадает огонь, она мгновенно загорается, а вероятность попадания огня в бою на одежду очень высока. На Т-34 были 3 столитровых бака с горючим по правому борту и плюс столитровый бак с моторным маслом по левому борту, и когда бронебойный снаряд прошивает борт, внутрь танка выплескивается газойль или масло, и масса искр попадает на одежду, и все это вспыхивает. Не дай бог живущим сейчас когда-нибудь видеть израненного, корчащегося, заживо сгорающего человека или испытать это самому. Вот почему и существует среди танкистов своеобразная, неофициальная оценка мужества, боевой зрелости, опытности и бывалости — количество танков, в которых ты горел сам... Трудно вообразить, что после этого всего можно остаться в живых и не свихнуться. Видимо, только русский человек способен выдержать это»