Ведь с точки зрения теории:
"Стратегическая мысль впадает в заблуждение: мол, суть войны состоит в том, что представители одной группы убивают представителей другой. В действительности война не начинается тогда, когда одни убивают других; она начинается тогда, когда те, кто убивают, рискуют сами быть убитыми.Те, кто осуществляют первое, но не второе (а такие всегда найдутся), называются не воинами, а головорезами, убийцами, палачами или награждаются еще более нелестными эпитетами".
Т.е. было до Илловайска - «В Запорожье замесили, в Одессе испекли», а стало:
"Война — это не просто ситуация, когда один человек или группа людей убивает других, даже если убийство организованно осуществляется для достижения некоей цели и считается законным. Война начинается тогда, когда нанесение смертельных ран становится взаимным — деятельность эта известна как сражение. На любой войне готовность терпеть страдания и умереть, наравне с готовностью убивать, является единственным существенным фактором. Исключите его — и даже самая многочисленная, самая организованная, самая обученная и лучше всех в мире вооруженная армия превратится в хрупкий механизм".
Винницкие менеджеры и западенские сверхчеловеки грозятся ВОЙНОЙ, но на самом способны организовать только УБИЙСТВА, для войны (не убийств!) нужно даже не государство (которого, кстати, нет) а массовая готовность пасть на полях сражения. После Илловайска, однодневной настоящей войны, они вернулись к убийствам (обстрелам) и чем дальше, тем меньше вероятность, что кто-то с территории Руины пойдет за нее ВОЕВАТЬ.
(Цитаты из труда Мартина ван Кревельд "Трансформация войны")