"...В зоне так называемые “суды”. “Разбирают” в основном двадцатипятилетников, сидевших “за военные преступления”. Вели они себя тихо, покорно, нормы выполняли-перевыполняли, в лагерной газетке каялись (но, будучи малограмотными, шли к отрядному, и тот за них писал). Они же носили повязки на рукаве, то есть были опять в “полицаях”, теперь уже лагерных...
В награду — “представление на предмет освобождения”.
“Суды” открытые, для зеков — потеха, от которой несло жутью.
Спрашивает судья:
— Расскажите о своем участии в расстреле советских граждан.
— Та цэ булы нэ гражданы, а жиды.
— У вас в приговоре записано — триста человек.
— Та хто их лычыв, начальничёк? Их гналы, а я за кулэмэтом сыдив. Трыста — цэ дуже забагато запысано.
Освободили? Да! Я видел его потом в столовой. Ложкой варенье лопал. С чувством собственного достоинства.
Действительно, куда его денешь?
Впрочем, благодаря “судам” зона постепенно очищалась от них".